Мысли о революции

Кажется, что сохранение власти у временного правительства до Учредительного собрания было бы большим благом. Несмотря на то, что у тех людей не было решительности, несмотря на создавшийся культ Керенского, они вроде бы сохраняли верховенство права. Они, видимо, полагали, что так и будет продолжаться дальше, то есть если они потеряют власть, то они просто окажутся в оппозиции. Временное правительство совершило довольно много кажущихся теперь странными просчётов. Я поддерживаю мысли о том, что, например, попытка военного наступления в революционной ситуации была очевидной ошибкой. Это правительство менялось со временем, сильно "левело", но они оставались политиками, а не становились узурпаторами власти.

Глядя на эту картинку, взятую из курса на Арзамасе я понимаю, что по сути не было правых демократических сил. Все социалисты были демократами, истинными или ложными, а все правые ими можно сказать не были. Хотя на мой взгляд КД должны были бы быть такими демократами, но их дела говорят о другом.

Я не смог пройти мимо этой цитаты, хотя она очень длинная и напрямую не связана с темой этого блога.

...

Достоевский в «Записках из Мёртвого дома » с уми­лением подмечает поступки несчастных, которые ведут себя, как большие дети, увлекаются театром, по-ребя­чески безгневно ссорятся между собой. Достоевский не встречал и не знал людей из настоящего блатного мира. Этому миру Достоевский не позволил бы высказать ни­ какого сочувствия.

Неисчислимы злодеяния воров в лагере. Несчастные люди - работяги, у которых вор забирает последнюю тряпку, отнимает последние деньги, и работяга боится пожаловаться, ибо видит, что вор сильнее начальства. Работягу бьёт вор и заставляет его работать - десятки тысяч людей забиты ворами насмерть. Сотни тысяч лю­дей, побывавших в заключении, растлены воровской идеологией и перестали быть людьми. Нечто блатное навсегда поселилось в их душах, воры, их мораль навсе­гда оставили в душе любого неизгладимый след. Груб и жесток начальник, лжив воспитатель, бессо­вестен врач, но все это пустяки по сравнению с растле­вающей силой блатного мира. Те все-таки люди, и нет­ нет да и проглянет в них человеческое. Блатные же - не люди.

Влияние их морали на лагерную жизнь безгранично, всесторонне. Лагерь - отрицательная школа жизни це­ликом и полностью. Ничего полезного, нужного никто оттуда не вынесет, ни сам заключенный, ни его началь­ник, ни его охрана, ни невольные свидетели - инжене­ры, геологи, врачи, - ни начальники, ни подчинённые.

Каждая минута лагерной жизни - отравленная ми­нута.

Там много такого, чего человек не должен знать, не должен видеть, а если видел - лучше ему умереть.

Заключенный приучается там ненавидеть труд - ничему другому и не может он там научиться.

Он обучается там лести, лганью, мелким и большим подлостям, становится эгоистом.

Возвращаясь на волю, он видит, что он не только не вырос за время лагеря, но что интересы его сузились, стали бедными и грубыми.

Моральные барьеры отодвинулись куда-то в сторону.

Оказывается, можно делать подлости и все же жить.

Можно лгать - и жить.

Можно обещать - и не исполнять обещаний и всё-таки жить.

Можно пропить деньги товарища.

Можно выпрашивать милостыню и жить! Попро­шайничать и жить!

Оказывается, человек, совершивший подлость, не умирает.

Он приучается к лодырничеству, к обману, к злобе на всех и вся. Он винит весь мир, оплакивая свою судьбу.

Он чересчур высоко ценит свои страдания, забывая, что у каждого человека есть своё горе. К чужому горю он разучился относиться сочувственно - он просто его не понимает, не хочет понимать.

Скептицизм - это ещё хорошо, это ещё лучшее из лагерного наследства.

Он приучается ненавидеть людей.

Он боится - он трус. Он боится повторений своей судьбы - боится доносов, боится соседей, боится всего, чего не должен бояться человек.

Он раздавлен морально. Его представления о нрав­ственности изменились, и он сам не замечает этого.

Начальник приучается в лагере к почти бескон­трольной власти над арестантами, приучается смотреть на себя как на бога, как на единственного полномочного представителя власти, как на человека высшей расы.

Конвойный, в руках у которого была многократно жизнь людей и который часто убивал вышедших из за­претной зоны, что он расскажет своей невесте о своей работе на Дальнем Севере? О том, как бил прикладом голодных стариков, которые не могли идти?

Молодой крестьянин, попавший в заключение, ви­дит, что в этом аду только урки живут сравнительно хо­рошо, с ними считаются, их побаивается всемогущее на­чальство. Они всегда одеты, сыты, поддерживают друг друга.

Крестьянин задумывается. Ему начинает казаться, что правда лагерной жизни - у блатарей, что, только подражая им в своём поведении, он встанет на путь ре­ального спасения своей жизни. Есть, оказывается, люди, которые могут жить и на самом дне. И крестьянин начинает подражать блатарям в своём поведении, в своих поступках. Он поддакивает каждому слову блатарей, го­тов выполнить все их поручения, говорит о них со стра­хом и благоговением. Он спешит украсить свою речь блатными словечками - без этих блатных словечек не остался ни один человек мужского или женского пола, заключенный или вольный, побывавший на Колыме.

Слова эти - отрава, яд, влезающий в душу челове­ка, и именно с овладения блатным диалектом и начина­ется сближение фраера с блатным миром.

Интеллигент-заключённый подавлен лагерем. Все, что было дорогим, растоптано в прах, цивилизация и культура слетают с человека в самый короткий срок, исчисляемый неделями.

Аргумент спора - кулак, палка. Средство понужде­ния - приклад, зуботычина.

Интеллигент превращается в труса, и собственный мозг подсказывает ему оправдание своих поступков. Он может уговорить сам себя на что угодно, присоединиться к любой из сторон в споре. В блатном мире интеллигент видит «учителей жизни» , борцов «за народные права».

«Плюха», удар, превращает интеллигента в покор­ного слугу какого-нибудь Сенечки или Костечки.

Физическое воздействие становится воздействием моральным.

Интеллигент напуган навечно. Дух его сломлен. Эту напуганность и сломленный дух он приносит и в воль­ную жизнь.

Инженеры, геологи, врачи, прибывшие на Колыму по договорам с Дальстроем, развращаются быстро: длинный рубль, закон - тайга, рабский труд, которым так легко и выгодно пользоваться, сужение интересов культурных - все это развращает, растлевает, чело­век, долго поработавший в лагере, не едет на материк - там ему грош цена, а он привык к богатой, обеспеченной жизни. Вот эта развращённость и называется в литера­туре «Зовом Севера».

В этом растлении человеческой души в значитель­ной мере повинен блатной мир, уголовники­-рецидивисты, чьи вкусы и привычки сказываются на всей жизни Колымы.

Варлам Шаламов, Красный крест, 1959

Романтичность свойственна всему, в частности науке и познанию. Чем больше знает человек, тем резче он воспринимает, тем теснее его окружает поэ­зия и гем он счастливее.

Истинное счастье — это прежде всего удел знаю­щих, а не невежд. Человек, знающий, например, жизнь растений и законы растительного мира, гораздо счастливее того, кто даже не может отличить ольху от осины или клевер от подорожника.

Невежество делает человека равнодушным к миру, а равнодушие растет медленно, но необратимо, как раковая опухоль. Жизнь в сознании равнодушного быстро вянет, сереет, огромные ее пласты отмирают, и в конце концов равнодушный человек остается наедине со своим невежеством и своим жалким благополучием.

Константин Паустовский

Русская революция и гражданская война по многим причинам забыта, не понята, не осмыслена людьми как в России, так и за её пределами. В этом блоге я постараюсь изложить свои мысли, своё понимание произошедшего и свои переживания.

Как человек родившийся в конце 80-х я избежал прямого действия советского изложения истории, но неявные её проявления, как и отголоски были основой моих знаний о революции и гражданской войне. Детские впечатления от "Мальчиша Кибальчиша" с иллюстрациями чёрных буржуев в шлемах с рогами и наличием памятников Ленину на каждом углу делали своё дело. Часть моего школьного курса истории посвящённого началу XX века вполне мог быть объективным, но он был неинтересным и я его помню очень плохо. Я точно помню, что победа большевиков воспринималась как сама собой разумеющаяся и сама гражданская война как будто бы была лишь помехой в развитии нового "государства", особенностям развития которого уделялось достаточно много времени.

И всё-таки в какой-то момент я стал серьёзно задумываться о событиях начала прошлого века. Я стал искать подсказки тут и там, не надеясь обнаружить что-то конкретное. Я думал, что это дело давнее, что всё уже позабыто и стёрто, что правдивой информации найти вряд ли удастся. В своих поисках я обнаружил "Доктора Живаго", чуть позже "Архипелаг ГУЛаг". Теперь же я вижу, что информации о революции разного рода так много, что истинная задача не в её поиске, а в её изложении для себя и для других. Можно даже сказать - в осознании и принятии. Это должно помочь преодолеть разлом начала XX века и как-то выправить путь будущего поколения.